ГЛАВА 15. О том, что память, порой,  неожиданно вырывает нас  из реальности, возвращая к пережитому.

   

 

11.05. 18 октября 1941 года. Старая Смоленская дорога.

 

Валентин приоткрыл глаза. Перед ним моталась из стороны в сторону широкая спина водителя. Трофим Сергеевич тихо и монотонно матерился. Как полагалось, ругал Сарафанов дороги, погоду и пехоту. Матерщина действовала усыпляюще. Машина, подобно лодке без весел, медленно двигалась в вялом потоке бесконечной человеческой реки. Солдаты, но чаще ополченцы, в заляпанной рыжей грязью одежде, понуро брели на Запад к линии фронта. В веренице ощетинившейся частоколом винтовок, где-то со штыком, где-то без, изредка попадались подводы с патронными ящиками.  Еще реже - упряжки с артиллерией.

 

«Совсем нет походных кухонь», - горько подумал Валентин, - «похоже, не верят отцы-командиры в то, что вечером надо будет кого-то кормить». Он достал коробку «Герцеговины»[1], протянул Сарафанову, и кабина наполнилась терпким ароматом любимого табака Вождя.

 

У людской реки был и встречный поток. В сторону столицы двигалась вереница телег, изредка, полуторок, в которых в окровавленных грязных бинтах лежали и сидели те, кому «повезло» остаться в живых в мясорубке осени 41-го.

 

В пути были уже пять часов, выехали из Москвы еще затемно, а до Огибаловки еще ехать, да ехать.

 

Сарафанов обернулся.

 

- Валентин Кириллович, я эти места знаю. После во-он той деревеньки свернем на проселок и у Вашей мамаши будем через час. В лесу и дорога посуше, да и не разбита, как здесь.

 

- Трофим Сергеевич, делай, как знаешь, лишь бы побыстрее. - Ильин выбросил в окно окурок и прикрыл глаза.

 

Голова кружится от запаха ароматических палочек, которые не в силах перебить зловоние фекалий и гангрены. Он не чувствует своего тела, кажется, стоит сделать едва уловимое усилие и душа Валентина Кирилловича Ильина покинет бренную оболочку оберштурмфюрера[2]  Вальтера Тринкера. Он не помнил, сколько дней не было сил оторвать тело от циновки. Он не помнил, как долго он дышит зловонием индийского лазарета в этом забытым Богом селе. Индия? Почему Индия? Какая нелегкая забросила его «за три моря» от родного Уланского переулка?

 

9:20. 7 марта 1937 года. Германия. Мюнхен.

 

- Как я Вам завидую, дорогой Вальтер! С таким загаром все девушки Мюнхена будут Ваши! Как Вам удается сохранять такую феноменальную спортивную форму? Это с Вашей-то  любовью к «баварскому» и ночным налетам на бордели? - Тучный здоровяк с пунцовым лицом потенциального гипертоника аккуратно закрыл крышку кастрюльки судка с остатками айсбана[3], вытер мятым клетчатым платком жирные губы и встал из-за стола навстречу крепкому мужчине с тремя звездочками и парой ниток[4] в петлице. «Хорош, сволочь! Хоть плакат с него рисовать. А ведь мы почти ровесники», - подумал про себя начальник следственного отдела Зипо[5] по району Шлахтхоффиртель[6] Фридрих Ридль и вздохнул.

 

- Хайль Гитлер! Штурмбаннфюрер![7]

 

Взлетевшая в приветствии рука, по-щегольски, приталенный китель, - «ну, точно - плакат», – промелькнуло в голове Ридля, и он в ответ вяло поднял в приветствии огромную, похожую на лопату ладонь.

 

 На загорелом до черноты лице резко выделялись выгоревшая до белизны светло-русая челка и голубые глаза истинного арийца Вальтера Тринкера. Сверкнула «фарфором» широкая улыбка.

 

– Герр Ригль, следующее воскресенье вместе со мной в Берхтесгаден. Там есть отличные склоны для лыж и скалы для подъемов. Уверяю, Ваш загар будет не хуже. Альпийскую экипировку и лыжи я Вам обеспечу. Идет? А красотки меня любят не за загар, - хохотнул заместитель Ридля.

 

- Слава Богу, мне не придется карабкаться по скалам и ломать руки и ноги вдали от фрау Ридль и детей. Вот Вас, дорогой Вальтер, сия чаша не минует. - Он по-дружески приобнял Тринкера, подвел к столу и протянул ему бумагу.

 

Это было предписание в срочном порядке направить оберштурмфюрера Вальтера Тринкера 1899 года рождения, чистокровного арийца, члена НСДАП[8] с 1933 года, в распоряжение Германского Гималайского фонда[9].

 

- Фридрих, - от неожиданности Тринкер назвал начальника по имени, - что это значит? - он перестал улыбаться. Его лицо отражало быстро сменяющуюся гамму чувств: от изумления до отчаяния. От расстройства Вальтер даже закусил губу, - меня ведь должны были перевести в контрразведку на западное направление. Вместо Парижа и Лондона – Индия – «задница Мира»! Ты можешь мне сказать, что это значит?

 

Ридль посмотрел на него из-под мохнатых бровей.

 

- Это значит, оберштурмфюрер Вальтер Тринкер, что попугай, сидящий на плече бродячего фокусника, вытащил тебе из коробки Судьбы карточку – «счастье».  Он подошел к старому сейфу, который, возможно, знавал времена «железного канцлера»[10], достал из его недр бутылку шнапса и пару рюмок, молча, наполнил рюмки и протянул одну Вальтеру.

 

- Дорогой Вальтер, давай выпьем за то, что когда-нибудь ты вернешься в Фатерлянд богатым, известным, обласканным Фюрером и Судьбой. Приедешь из Берлина в Мюнхен в шикарном «Майбахе»[11]. Позвонишь в дверь моей квартиры и, когда я открою тебе дверь, скажешь: «Здравствуй, Фридрих, я привез тебе все сокровища Агры [12] за то, что ты, мой верный друг, дал мне шанс разбогатеть и остаться в живых!». Прозит!

 

- Прозит! - автоматически повторил за ним ничего не понимающий Вальтер,  и крепкий шнапс горячей струей пролился в желудки.

 

- Дело в том, Вальтер, что это я – тот самый «попугай фокусника», который дал твое имя, когда нам поступил запрос подыскать достойную кандидатуру.

 

- Зачем? - перебил начальника пораженный Тринкер.

 

- За тем, что это единственный для тебя шанс избежать «мясорубки», которая нас ждет через 3-4 года. Я уже был в одной, мне хватило. Если бы я знал английский, если бы я смог посадить в заплечный мешок моих домочадцев, поверь, я бы вписал свою фамилию, но, к сожалению, я не холост, не знаю английского и не ползаю по скалам.

 

 

Вальтер Тринкер не попал в прогремевшую на весь мир экспедицию Эрнста Шефера[13]. В 39-м он будет обеспечивать безопасность Ауфшнайдера[14], который отправится с экспедицией в Тибет, чтобы вывезти секретные материалы по «Оружию богов», которые не смог переправить в Европу Шефер. Вальтер Тринкер, он же Валентин Ильин, выполнил свою задачу – экспедиция почти в полном составе была захвачена британскими властями и интернирована в лагерь Дехрадун, где провела почти всю Войну. Англичанам не удалось захватить только Тринкера, «ловкому наци»  удалось ускользнуть в последний момент. МИ6 [15] не удалось выйти на его след. Казалось, что оберштурмфюрер растворился в  трущобах Патны[16], где его видели в последний раз. В это время безвестный европеец без документов метался в горячечном бреду в лазарете на окраине небольшой деревеньки в предгорьях Тибета, где умирало несколько человек. Кто от гангрены, кто от холеры, кто просто умирал.

 

12.30. 18 октября 1941 года. Старая Смоленская дорога.

 

- Валентин Кириллович! – Сарафанов аккуратно потряхивает его за плечо.

 

Машина стоит. Тишина мертвая. За окном прибитая дождем к земле несжатая пшеница. Впереди темнеет сквозь серую пелену дождя опушка леса.

 

- Сергеич, что случилось? Почему стоим? – Валентин с силой помассировал глаза и огляделся, - все стало понятно. До самого леса тянулась рыжая жижа абсолютно разбитой дороги. - Как ты умудрился здесь засесть? – непроизвольно Ильин взглянул на часы и с ужасом понял, что может не добраться до Огибаловки засветло. Это означало, что мама и сестра могут оказаться «под немцем». Об этом он боялся даже думать.

 

- Да я по полю хотел до леса доехать, а там проселок. Все хорошо, а тут канава – не переехать. Пришлось выезжать на дорогу. Тут и завяз, - начал оправдываться водитель.

 

Валентин выкарабкался из машины, и как был, в новой шинели, принялся толкать машину к лесу. В голове стучит метрономом – «Толь-ко-Ус-петь-Толь-ко-Ус-петь-Толь-ко- ... ».

 

Отчаянно скользят и вязнут в дорожном месиве сапоги. Грязь из-под колес заливает глаза. Воздух пропитан вонью выхлопных газов. До леса еще так далеко, а сил уже нет. Почти нет.

 

- Валечка, сынок, - неожиданно голос мамы раздается так близко, будто она здесь, рядом. Ильин размазывает грязь по лицу, оглядывается, понимая, что это галлюцинация, игра воображения и подступающего отчаяния. - Сынок, сейчас полегчает, сейчас я помогу, - родной голос продолжает звучать, придавая силы, вселяя надежду. Действительно, толкать машину стало легче. Еще мгновение, и она, обдав Валентина клубами черного дыма и очередной порцией жидкой грязи, двинулась сама.

 

Вода в канавах,  которые тянулись вдоль дороги, отстоялась, и он смог ополоснуть лицо и руки. Вода пахла лягушками и осенней прелью. Он все еще ощущал присутствие матери. Казалось, даже воздух был пропитан ароматом маминых волос. Ароматом, воспоминание о котором ценнейшим сокровищем хранила его память. Эмка[17] была уже далеко и начала притормаживать. Махнув Сарафанову рукой, чтоб не останавливался, Ильин побрел вслед за машиной. Резкий пронизывающий ветер «прихватывал»  взмокший затылок. Резко похолодало. Ильину даже показалось, что он видит, как по краям луж образуется пленка льда.

 

Трофим Сергеевич не обманул: проскочив по полузаросшей лесной дороге, они выехали на большак и через час, рассекая встречный поток отходящих войск, подкатили к знакомому палисаднику. Ветви старой черемухи, которая еще не сбросила желто-оранжевую листву, свисали до самой калитки и скрывали двор от посторонних глаз.

 

- Выбрасывай все лишнее из машины. Сбегай в кусты, отлей. Хрен его знает, что нас ждет. Я пока помогу своим вещи уложить, и сразу обратно. - Валентин в полголоса давал указания и напряженно прислушивался к отдаленной канонаде, прикидывая, далеко ли линия фронта. Выходило, что близко. Очень близко.

 

Отворив калитку, Валентин увидел мать и Надю с вещами, понуро сидящих на скамейке возле дома. Нагнувшись, чтобы поцеловать Софью Ивановну, он ощутил тот же запах, что недавно придал ему сил вытолкать машину, словно там, среди пустынной распутицы, мама была рядом с ним.

 

- Мамуль, Надюш, собирайтесь скорее, надо засветло хоть до Дорохова добраться.

 

- Валечка, да мы уж собрались давно, - Софья кивнула на стоявшие в ногах саквояж и чемодан.

 

- Тогда в машину! - Скомандовал сын и велел устраиваться поудобней.

 

- Валентин Кирилыч, пока не заправимся, ехать нельзя. - Пожилой водитель переливал бензин из канистры в бензобак. Другая, уже пустая, валялась на земле.

 

- Мам, познакомься, - сын подвел ее к водителю Эмки, - мой «ангел-хранитель», Трофим Сергеевич Сарафанов, мы с ним еще на барона Унгерна в 20-х ходили.

 

Сарафанов сконфуженно вытер руки куском ветоши и пожал руку Софье Ивановне.

 

- На какого Унгерна? - опешила Ильина, - ты же нам тогда с папой писал, что работаешь в Коминтерне переводчиком. Унгерн же где-то в Монголии был.

 

- Да, в Монголии-то в Монголии, но писать я тебе про это тогда не мог. Извини.

 

Пока водитель заливал бензин, а мать с сестрой отчищали его шинель, Валентин быстро прошел в пустую гостиную. В комнате сиротливо стояли стол и комод - произведения мебельного искусства местного Можайского краснодеревщика.

 

Валентин помнил дословно записку брата, найденную в московской квартире. Иван оставил ее в потайном месте, где они мальчишками прятали от родителей папиросы. В детский тайник Валентин залез совершенно случайно. Оставшись как-то вечером без курева, он неожиданно вспомнил про их с Иваном детский «секрет», который находился в кухонной  самоварной дырке  в небольшой щели в кирпичной кладке. В надежде найти завалявшуюся случайно папиросу, Валентин с трудом засунул руку в ставшее для него узким отверстие, и его пальцы нащупали картонную коробку. Зеленая коробка «Герцеговины Флор» была покрыта толстым слоем пыли. Видимо, в тайнике пролежала немало. Валентин сдул пыль, открыл коробку и обомлел – коробка была почти полной. Другой неожиданностью был сложенный в несколько раз листок бумаги, испещренный аккуратным ровным почерком брата, который лежал под тонкой бумагой, прикрывающей папиросы.

 

 

Записка Ивана Ильина своему старшему брату.

 

Здравствуй, Валентин!

 

Если ты читаешь эту записку, значит, ты дома и у тебя кончились папиросы. Валь, извини, но в коробке не хватает пары штук – я их искурил, пока писал тебе это послание.

 

Завтра отбываю к новому месту службы во Львов, это на Западной Украине.  На прошлой неделе был у Свиридовых, просил взять на хранение кресло, потому что мама наотрез отказалась забрать его в Огибаловку. Кресло Илья забрал, а на следующий день принес тетрадь. Причем, велел ее хорошо спрятать подальше от дома, а когда ты появишься, сразу передать тебе, мол, ты в курсе, что с ней делать. Он был очень странный. Сказал: «Если ты живой». Мама была в это время дома, приехала забрать вещи по мелочи, так она его «по-матушке» за это (первый раз от нее такое слышал). Сказала, что ты жив и здоров, хоть и далеко. Тетрадь я в тот же день отвез в деревню. Тетрадь под винтом. Ты знаешь, где, а кто не знает, но, возможно, сейчас читает эти строки, не догадается никогда. Илья велел ничего в тетрадке не трогать, поэтому я ее не открывал.

 

Очень по тебе скучаю. Все говорят, что скоро война, но я не верю, ведь, зачем строить мосты и дороги, если война впереди? Все равно разрушат.  Со мной едут еще пятеро ребят из тех, кто закончил МАДИ[18] - наша задача - в срочном порядке построить мосты в местах постоянных переправ в пригородах Львова.

 

Надеюсь на скорую встречу.

 

Обнимаю, Ива.

 

29 октября 1939 года.

 

 

«Под винтом» означало, что тетрадь лежит в домашнем тайнике Ильиных в деревенском доме - полой задней стенке родительского комода, которая крепилась винтами, а не клеем, как другие. Туда Ильины в Гражданскую прятали свои скромные сбережения, документы и дорогие им семейные реликвии.

 

Валентин, недолго думая, выдернул нижний ящик комода, с треском отломал заднюю стенку и вытряхнул из нее тонкую тетрадь в синем коленкоре. Быстро пролистав ее, спрятал под гимнастерку.

 

В Москву они добрались поразительно быстро - холодный сильный ветер подсушил дорогу. Дома, в Уланском, когда мама и Надя уснули, Валентин заварил крепкий чай из довоенных запасов, сел на кухне и открыл ТЕТРАДЬ.

 

 

 

[1] Герцеговина Флор – марка папирос, выпускавшаяся с дореволюционных времен на фабрике Габая (затем – «Ява»). Широко известны тем, что табак из этих папирос курил И.Сталин, набивая им свою трубку.

 

[2] Оберштурмфюрер – звание СС, соответствовало оберлейтенанту в вермахте.

 

[3] Айсбан – традиционное немецкое блюдо - тушеная свиная рулька с капустой.

 

[4] Три звездочки и две алюминиевые нити в петлице – отличительный знак оберштурмфюрера СС.

 

[5] Полиция безопасности в Третьем рейхе (нем. Sicherheitspolizei, сокр. SiPo, Зипо) -  полицейская служба Германии с 1936 года занимавшаяся борьбой с криминальными и антисоциальными элементами. Объединяла в своём составе уголовный розыск Рейха (Reichskriminalamt) и тайную государственную полицию (гестапо).

 

[6] Шлахтхоффиртель – район Мюнхена, где располагается городской рынок и скотобойни.

 

[7] Штурмбаннфюрер – звание в СС, соответствовало майору в вермахте.

 

[8] НСДАП – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (1920 – 1945 г.г.). Правящая и единственная партия в Германии с 1933г. до окончания Войны. На Нюрнбергском процессе идеология НСДАП называлась одной из главных причин Войны.

 

[9] Германский Гималайский фонд – организация, занимавшаяся организацией и финансированием гималайских экспедиций в фашистской Германии.

 

[10] Имеется ввиду Отто фон Бисмарк (полное имя - Отто Эдуард Леопольд Карл-Вильгельм-Фердинанд герцог фон Лауэнбург князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен (1815 – 1898 г.г.) – первый канцлер Германской империи (второго рейха).

 

[11] Maybach – немецкая автомобилестроительная компания, известная производством эксклюзивных и дорогих автомобилей класса люкс.

 

[12] Ридль подразумевает огромные сокровища индийского раджи из романа Артура Конан Дойля «Знак четырех».

 

[13] Эрнст Шефер (1910-1992 г.г.) – немецкий зоолог, орнитолог, тибетолог, штурмбаннфюрер СС, руководящий сотрудник Аненербе. Руководил Тибетской экспедицией Третьего Рейха (1938-39г.г.). В 1942-43 г.г. – начальник Зондеркоманды «К» (Кавказ), которая проводила на оккупированных территориях Кавказа изыскания в интересах Аненербе.

 

[14] Петер Ауфшнайдер (1899-1973 г.г.) – немецкий альпинист, картограф. С 1933г. – член НСДАП. В 1939г. возглавил экспедицию в Тибет, в составе которой работал Генрих Харрер (см. «Искушение» кн.1 «Перстень Змеи»).

 

[15] МИ6 (англ. Secret Intelligence Service, SIS), MИ-6 (англ. Military Intelligence, MI6) — государственный орган внешней разведки Великобритании. Была основана в 1909 году.  Служба возглавляется постоянным секретарём (Permanent Secretary; не входит в правительство). Последний — единственный сотрудник службы, который официально объявлен публично; назначается и подотчетен министру иностранных дел. Штаб-квартира МИ-6 находится в здании Воксхолл-кросс, 85 (Vauxhall Cross 85).

 

[16] Патна – город в северной части Индии, административный центр штата Бихар.

 

[17] Эмка (ГАЗ-М-1) – советский легковой автомобиль, выпускавшийся на Горьковском автозаводе с 1936 по 1943 г.г.

 

[18] МАДИ - Московский Автомобильно-Дорожный Институт, ныне Московский Автомобильно-дорожный Государственный Технический Университет.